"Nullus enim locus sine genio est": "Ибо нет места без гения" - говорили древние. Незабвенный Петр Вайль назвал Витторе Карпаччо "гением места" Венеции, ее хранителем и добрым духом. Поговорим о Карпаччо и вспомним Вайля.
Витторе Карпаччо. Две венецианки.
Около 1510 г. Дерево, масло, 94,5 х 63,5 см
Музей Коррер, Венеция
Нидерланды можно назвать домом морской живописи. Расцвет морских картин в этой стране не должен удивлять. Как ни одна другая нация, голландцы были обязаны своим благополучием на море. Определенно самая красивая куколка в истории живописи. И, несомненно, один из двух самых известных произведений испанской живописи, в котором было очень мало актов, и тем более, что обычно связано с деятельностью Инквизиции.
Первоначально обнаженная женщина была одна на холсте. Амур с зеркалом появился позже, который показал специализированные исследования. Нет уверенности в том, что сам Веласкес нарисовал его или кого-то еще. Но амур и зеркало недействительны. Сила изображения определяется чувственной согнутой женщиной с великолепной фигурой, настолько отличной от популярной в то время толщины Рубенса.
«Что влечет к полноватым теткам, грузно усевшимся на алтане (алтана - терраса на
крыше венецианского дома
- М.А.) с собаками и птицами, почему нельзя оторвать глаз
от их лиц и взглядов, застывших в вечном ожидании неведомо чего?» - задается вопросом
Петр Вайль, размышляя в своей книге «Гений места» о картине венецианского художника
Витторе Карпаччо (ок.1460-1536) «Две венецианки». Почему именно эту картину Джон
Рёскин, властитель дум художников и эстетов 19 столетия, назвал «прекраснейшей
картиной в мире»? Почему именно она висела в мастерской Амедео Модильяни?
Почему в Венеции, которая, как лагуна - водою, наполнена прекрасными творениями
великих живописцев, этой небольшой скромной картине выделено почетное место
в музее Коррер?
Голландец Геррит ван Хэнторст - не известный художник. Однако некоторые из его картин принадлежат моим фаворитам. Один из них дюжина месяцев назад. Хонторст хорошо встретил свою живопись за несколько лет своего существования в Италии. Голландец стал таким горячим приверженцем темных манер, что итальянцы назвали его Герардо делле Нотти, или Джерардом с ночи. Довольно трудно поверить, но вышеприведенная картина привела Веронезе к лицу инквизиции. Его членам не понравился тот факт, что художник положил на холст, который должен был представлять последний ужин Иисуса, различные «глупые»: карлики, собаки, попугаи, клоуны, чернокожие или грызущие.
Две женщины, молодая (поспорим с Вайлем, несправедливо назвавшим ее «теткой») и
пожилая, сидят на террасе в окружении домашних любимцев. С легкой руки Джона Рёскина
этих женщин в течение всего19 века считали преуспевающими венецианскими куртизанками.
В этом заблуждении были в первую очередь повинны детали одежды: слишком откровенные
декольте и пара лежащих на полу венецианских цокколи - туфель или шлепанцев на очень
высокой платформе. Именно такую обувь носили, как тогда считалось, венецианские
куртизанки. О том, что изображенные на картине женщины - куртизанки, говорили, казалось,
и их застывшие в ожидании (конечно же, клиента) лица, и записочка (конечно же, от клиента),
которую прижимает лапой большая собака. Эта трактовка настолько укоренилась, что Павел
Муратов, рассказывая в своих «Образах Италии» (1910) о свободных венецианских нравах,
первым делом вспоминает «Двух куртизанок», как в ту пору называли картину.
Но самым сильным было раздражение инквизиторов, чтобы показать немецкие ланкеты, потому что немцы были связаны с лютеранством. Джованни Беллини широко известен как отец венецианского колоризма. Самая большая слабость у меня для изображения, которая не поражает нас красивыми цветами. Эта скромная температура показывает траур покойного Христа.
Монтаны, называемые «Фидии Севильи», были специалистами по представлению монахов. Кроме того, это был очень популярный мотив в искусстве испанского барокко, о чем свидетельствуют не только многочисленные скульптуры ряда художников, но и картины. Эти группы испанских монахов являются одним из моих любимых произведений барокко. Хотя это верно для барокко, отношения в основном временны. В конце концов, величественные фигуры слабо одетых монахов полностью не вписываются в богатое, расслабленное барокко, которое почти везде в Европе.
Цокколи на картине Карпаччо "Две венецианки"
и венецианские цокколи начала 17 века.
В 20-м веке доброе имя двух венецианок был восстановлено. Прежде всего, на вазе,
которая стоит на балюстраде, обнаружился герб заказчиков, благородного венецианского
семейства Торелли. Что до одежды - так в ренессансной Венеции вполне порядочные
дамы, подчиняясь моде, щеголяли с обнаженной грудью, а цокколи носили замужние
женщины, отнюдь не только куртизанки. Более того - изображение на картине пары обуви
символизирует супружество. «Прочитав» детали картины как символы искусствоведы нашли
сразу несколько весомых подтверждений того, что мы видим перед собой вовсе не куртизанок,
а верных жен. Белый платок в руке младшей дамы - не призывный знак для кавалера, а символ
чистоты, равно как и жемчужное ожерелье. Миртовое деревце в верхнем правом углу, а также
собаки - символы супружеской верности; гранат, лежащий на балюстраде, обозначает
плодородие и процветание; двое голубков и попугай - атрибуты Девы Марии, кроме того,
попугай на семейных портретах символизирует супругу. Возможно, изображения птиц имеют
еще какое-то аллегорическое значение, связанное с характерами или именами женщин.
(Сторонники теории «куртизанок», впрочем, не сдают позиций, указывая на то, что гранат -
плод богини любви Венеры - и пара «венериных голубков» обозначают чувственность
и сладострастие.)
Ниже представлена небольшая коллекция монахов Монтанеса. Бруно, ул. Доминик и Св. Фрэнсис Борджиас. Последний находится в той же церкви, что и Лойола. Мы не знаем точно, когда он был создан, а специалисты по знакомствам могут варьироваться до 20 лет. Эта маленькая картина впечатлила импрессионистов своим настроением и небом, которое сливается с морем. Когда он рисовал его, Гварди перестал быть художником, который захлопнул венецианские взгляды для туристов и стал настоящим поэтом. Чтобы почувствовать влага, которая поднимается в воздухе.
Именно эта поэтическая миниатюра так впечатлила импрессионистов. Подобным образом, голубоватые изображения Венеции были сделаны Моне и Мане, и многие другие художники просто вставляли образ великого венецианца. Это благодаря армии старых художников, которые оставили бесчисленные верные пейзажи.
Собаки - символ супружеской верности
Итак, перед нами, очевидно, мать с дочерью или свекровь с невесткой, терпеливо
ожидающие… кого? Оторвав, в поисках ответа, взгляд от двух женских фигур, мы замечаем,
что с картиной далеко не все в порядке. Она резко обрезана слева - «за кадром» оказалась
почти половина фигуры мальчика, от большой собаки на картине остались лишь фрагменты
морды и передних лап.
Не сразу бросается в глаза, что картина обрезана и сверху: стебель
в вазе уходит за раму, а самого цветка на картине нет.
Среди наиболее ценных - работы Якоба Исаксона фон Руйсдаля, в которых большинство специалистов занимают первое место среди голландских пейзажей. Хотя он также принимал участие в медицине, он оставил значительные успехи: около 600 картин и 300 рисунков, подавляющее большинство которых позволяет быстро совершить путешествие во времени.
Справа вы видите дворец возвышающегося епископа и церковную башню. Перед нами стоит архитектурно гордый символ Нидерландов. Три женщины спокойно ходят вдоль берега, а вдоль реки - лодка. Ветряная мельница с рисунка Руисдаэля исчезла, но почти в том же месте стоит другое и более уникально. Это единственная ветряная мельница в мире, где вы можете покататься.
Витторе Карпаччо. Охота в лагуне.
Музей Гетти, Лос-Анджелес
Что, кроме собаки, было изображено слева, кто составлял компанию двум венецианкам, мы
пока не знаем, и, возможно, не узнаем никогда. А вот верхняя часть картины счастливо
обнаружилась в Лос-Анджелесе, в музее Пола Гетти. Авторитетная исследовательница
итальянского Ренессанса профессор Патрисия Фортини Браун в начале 1990-х годов
«приставила» сверху к венецианской картине хранящуюся в США работу (предположительно
Карпаччо) «Охота в лагуне». Обе картины идеально совпали, образовав единое произведение
(общая высота доски почти 170 см), неизвестно когда и по каким причинам варварски
разрезанное. Связующим звеном двух картин и подсказкой для складывания этого «пазла»
стал цветок, стебель которого, уходя за край «Венецианок», продолжается в «Охоте». Цветок
стал еще одним доказательством того, что Карпаччо изобразил отнюдь не куртизанок: это
белая лилия, символ Девы Марии. И, наконец, стало окончательно ясно, кого ждут дамы:
мужей-охотников.
Но за свои таланты Франция должна быть благодарна итальянцам, потому что Пуссен был там для большей части своей художественной карьеры. Любовь к античности проявляется в окружающем Иисусе и его родственниках в архитектуре. Любовь к Рафаэлю скрыта в персонажах. Элизабет, Иоанн Креститель, Мария и Иисус «выведены» из изображений итальянского гроссмейстера. Рафаэль также является пирамидой, которую создает святая семья. Наконец, любовь к порядку можно увидеть в точном расположении композиции.
Эти три Людовика Пуссена создали основу, на которую так сильно ненавидели академики импрессионисты. Франц Ксавер Мессершмидт приехал из известной немецкой семьи скульпторов. Он был главным образом активен в Вене и Братиславе. Он рисовал и вырезал портреты на заказ.
«Охота в лагуне» и «Две венецианки».
Реконструкция картины Карпаччо.
Неподвижные фигуры двух женщин контрастируют с динамичной сценой охоты: летят по
водам лагуны узкие быстрые лодки, охотники энергично натягивают луки, гребцы налегают
на весла, взмывают в небо птицы. Но почему в натянутых луках не видно стрел? Почему
охотники выпускают в птиц какие-то маленькие шарики? Почему птицы не боятся охотников:
вьются рядом с лучниками, садятся на борта лодок? Одно из весьма убедительных объяснений
этих странностей в том, что Карпаччо изобразил, причем с большой точностью, вовсе не охоту
на птиц, а… рыбалку, в которой птицы - дрессированные бакланы с подрезанными крыльями -
не добыча охотников, а их помощники. Лучники стреляют шариками из обожженной глины
рядом с птицами, чтобы побудить их бросаться в воду и вылавливать крупных рыб. Куда
увлекательнее, чем сидеть на берегу с удочками!
После смерти художника в его мастерской было найдено 69 скульптур. 50 из них были главами натурального размера, изображающими очень реалистичный человеческий юмор. 34 были из металла и 16 алебастра. Этот цикл называется «Природой». По мнению некоторых экспертов, это автопортреты художника.
Некоторые объясняют этот цикл психическим проблемам скульптора. В какой-то момент они стали достаточно серьезными, чтобы потерять работу в Венской академии изящных искусств. Слова «образ» и «последний ужин» сразу напоминают знаменитое видение леонардов. Эта композиция так скрывает в наших умах, что часто трудно представить, как Иисус питается своими учениками.
Знатоки истории охоты и рыболовства утверждают, что такой оригинальный способ рыбалки,
до сих пор популярный на Дальнем Востоке, был распространен в эпоху Возрождения на
севере Адриатики и, возможно, именно с Востока и был туда привезен. Однако сторонники
того, что у Карпаччо изображена все-таки охота на птиц, считают, что лучники стреляют
по бакланам, а стрелы заменили обожженными шариками, чтобы не повредить оперение
птиц. Так или иначе, за картиной прочно закрепилось название «Охота в лагуне».
Одним из самых известных является работа другого итальянского великого мастера Якопа Тинторетта. Зритель больше не стоит перед столом, а на стороне комнаты, где ужина, и в дополнение к высоте. Представлено в так называемом. Бегущая перспектива является центральным элементом композиции. Художник пытается обмануть нас перспективой уйти от традиции раскрытия Иисуса в центре. Хотя кажется, что Спаситель стоит где-то в конце стола, он фактически расположен в центре и находится в двух местах. Принимая во внимание точку зрения, Иисус действительно находится на полпути через стол.
Тромплей на оборотной стороне
"Охоты в лагуне"
Оставим специалистов спорить о том, охотятся или рыбачат персонажи картины, и
посмотрим на обратную сторону доски, на которой было написано это некогда единое
произведение. Кстати, анализ древесного среза еще раз подтвердил родственность обеих
частей картины. В «Венецианках» оборотная сторона доски сильно стесана, в то время как
изнанка «Охоты» преподносит нам сразу два сюрприза. Во-первых, на обороте доски написана
иллюзорная «обманка»-тромплей: стенка, вдоль которой натянута тесьма с заткнутыми за нее
записочками, совсем как настоящими. Во-вторых, отчетливые следы от металлических креплений
на оборотной стороне «Охоты» позволяют утверждать, что сохранившаяся доска слева крепилась
к другой доске, и обе части складывались, как листок бумаги, перегнутый по вертикали. Что это
было: складная дверца шкафа или невысокая дверь? Возможно, это были створки расписных
оконных ставень, подобных тем, которые изобразил Карпаччо на картине «Сон Святой Урсулы»?
Но если была одна складная дверца или створка, от которой осталась половина, то, возможно,
существовала и вторая, симметричная? Так или иначе, в закрытом виде створки представляли
собой многофигурную композицию, а когда они открывались, хозяев веселили «обманки»
с «записочками».
Кроме того, его персонаж находится точно в середине картины, хотя мозг предлагает что-то еще. Возьми правителя, если ты мне не веришь. Тинторетто не оставил Иисуса и его учеников, как во многих картинах. Он показал окружающий мир - настоящий и духовный. И способ показа последнего впечатляет меня больше всего. Ангелы «рождаются» от дыма, который исходит от подвесного потолка.
Первый - эти ангелы. Во-вторых, лампа сияет, по крайней мере, так же сильно, как ореол Иисуса. Вероятно, это не так. Таким образом, инновационный подход к теме не понравился. Рубенс был таким же образом, для которого это был хаос. Но он уже восхищался холстом и даже копировал его.
Витторе Карпаччо. Окно с расписными ставнями
а картине «Сон Святой Урсулы».1495 г.
Итак, «самая прекрасная картина в мире» оказалась всего лишь случайным фрагментом, одной
четвертой или даже одной восьмой частью произведения Карпаччо! Означает ли это, что тонкий
ценитель и знаток живописи Джон Рёскин, а вслед за ним и многие другие, ошибались, превознося
художественное совершенство «Венецианок»? Пожалуй, нет. Возможно, любую другую картину
такое жесткое фрагментирование уничтожило бы, но не работу Карпаччо. Восхищаясь этим
фрагментом как полноценным произведением, видя в нем эстетически законченное целое,
Рёскин проявил особую прозорливость и тонкий вкус.
Фламандский художник Иоахим Патинир считается отцом пейзажа. Это правда, что его предшественники рисовали пейзажи, но они были лишь дополнением к изображению, в котором герои играли главную роль. Патинир превратился в пропорции и сыграл главную роль в ландшафте, благодаря чему люди и животные поддерживали друг друга.
Харон, Цербер, ангелы и люди здесь - всего лишь предлог для рисования пейзажа. У художника была серьезная проблема. Клиенты еще не знали что-то вроде пейзажа. Им нужны портреты и мифологические, исторические или религиозные сцены. Патинир пытался сделать работу таким образом, чтобы рисовать пейзаж и в то же время выполнять заказываемый предмет. Однако не все клиенты согласны с микроскопическими людьми. Тогда у Патинира была серьезная проблема, потому что люди плохо рисовали. Он спасал просить о помощи у коллег.
Схема реконструкции складных ставень с картиной Карпаччо
Карпаччо, которого считают одним из родоначальников жанровой живописи, - мастер эпизода.
Он владел особым даром выстраивать живые, самодостаточные, полные занятных и трогательных
деталей сцены внутри своих произведений так, что, выделенные из общего целого, укрупненные,
как бы очищенные, они обретают новую, поразительно близкую современному мироощущению
выразительность. Карпаччо - прекрасный мастер венецианского Возрождения, но стоит вычленить
из его работ отдельные фрагменты - и перед нами предстает не просто очень хороший художник,
а истинный гений. Чем сильнее увеличение, тем выразительнее деталь. Чего стоит одна лишь
женская рука, почти машинально сжимающая тонкую лапку комнатной собачки, доверчиво
прильнувшей к коленям хозяйки!
Одним из самых известных «спасателей» первых пейзажей был Квентин Мацис. По этим причинам Патинир никогда не создавал чистого пейзажа, и поэтому ему не хватало человеческих фигур. Однако во многих его картинах они настолько микроскопичны, что нет никаких сомнений в том, что фламандцы снимали пейзаж.
Иллюзия была одним из самых важных элементов барокко. Любимым художником была картина архитектуры, так что зритель понятия не имел, что является частью здания, и что такое только краска. Прекрасным примером такой картины является церковь Сан-Игнацио в Риме. Фрески на своде, сделанные Андреа дель Поццо, похоже, не имеют сводов, а высокие стены церкви поднимаются прямо к небу.
Окно со складными ставнями.
Начало 20 века, Испания
Как замечает Петр Вайль, «выстраивая увлекательные сюжеты, в своем внимании к мелочам,
Карпаччо словно предвидел, что картины начнут репродуцировать в альбомах подетально».
Именно такое «подетальное фрагментирование» произвели когда-то с работой Карпаччо,
разъединив расписные створки и распилив одну из них. Мы не можем не сокрушаться об
утраченных частях творения художника, но и не можем не восхищаться этим столь созвучным
искусству гораздо более поздних времен фрагментом. Вынужденная случайность фрагментирования
картины обернулась композиционной свободой и глубиной интерпретации. Фигура неловко
ссутулившейся женщины, в позе которой столько естественности и правды, перенеслась из правого
нижнего угла композиции на передний план, стала главной. И благодаря этому основным мотивом
картины стал щемящий контраст расцветающей молодости и увядающей зрелости. Он блистательно
выражен не столько литературно, сколько пластически: через перекличку поз и ритмику рук, через
схожесть причесок и профилей, которые словно принадлежат одной и той же женщине,
переносящейся сквозь время в свое прошлое или будущее. Так рассказ об охоте в лагуне
превращается в рассказ о человеческих судьбах.
Художник также нарисовал купол в церкви. Его звали и называли Эль Греко, потому что имя было нелегко запомнить - Доменикос Теотокопулос. Он родился в крошечной деревне недалеко от Ираклиона на Крите. Он стал мастером иконографии, а затем перешел в мир. В Венеции он столкнулся с достижениями ренессансных мастеров в Риме, а в Риме он встретился. Поскольку он был чрезвычайно способным, он быстро стал мастером и на западном пути живописи. Красивые произведения его гения украсили церкви и палаты Испании, потому что он в конце концов поселился там.
Почерпнуть какие-либо подробные сведения о Карпаччо из современных ему документальных источников практически невозможно. Лишь очень немногие моменты его жизни нашли в них отражение. И это весьма странно: ведь художник был известен всей Венеции. Он был своим человеком в мастерской Джованни Беллини, еще ближе знал его брата, Джентиле. Его работы пользовались известностью уже тогда, когда Джорджоне и Тициан только-только начинали свой творческий путь. Тем не менее, даже о Джорджоне (хотя он умер совсем молодым) известно больше, чем о Карпаччо.
Как он воспитывался? У кого получил художественное образование? Об этом можно говорить только предположительно. Так, большинство исследователей полагает, что Карпаччо учился у Джентиле Беллини. По крайней мере, именно он назван его учителем у старых авторов. Однако те ранние работы Карпаччо, что дошли до нас, опровергают это утверждение и позволяют предположить, что он постигал азы ремесла в мастерской какого-либо второстепенного живописца (таких было в Венеции предостаточно), а в мастерскую Джентиле Беллини пришел уже не учеником, а младшим товарищем и коллегой.
В семье Беллини наш герой был, по-видимому, принят на самой дружеской ноге. Давно установлено, например, что он имел свободный доступ к альбомам рисунков Якопо Беллини (отца Джованни и Джентиле Беллини). Надо полагать, что простому знакомцу этих альбомов не показали бы. Да и вообще Джентиле Беллини очевиднейшим образом покровительствовал Карпаччо. Именно его он выбрал себе в помощники, приступив к работе над пятью историческими полотнами для Дворца Дожей в 1507 году. И именно его в следующем году назначил председателем комиссии, долженствовавший определить сумму вознаграждения Джорджоне за выполненные им фрески Немецкого подворья.
Что касается материальной стороны существования Карпаччо, то его жизнь, как кажется, была «обставлена» очень и очень неплохо. Мастер никогда не оставался без заказов (даже и тогда, когда на небосклоне Венеции уже в полную силу светила яркая звезда Тициана, для Карпаччо все равно находилась работа). Его «постоянными клиентками» были религиозные общества (или. как называли их тогда, «братства») Венеции - скуолы. Три известнейших его цикла были написаны именно для них. Первый из них - «История святой Урсулы» - был заказан ему в 1488 году представителями Скуола ди Сант-Орсола. Второй (единственный, по сию пору находящийся на своем «исконном месте») заказала ему Скуола ди Сан-Джорджо в 1502 году. И, наконец, третий, «Историю святого Стефана», он написал по просьбе Скуола ди Сан-Стефано, объединявшей венецианцев-шерстяников, в 1511-20 годах.
Помимо того, Карпаччо вместе с Джентиле Беллини и другими живописцами участвовал в создании цикла «История реликвии» и регулярно «подрабатывал» во Дворце Дожей, что тоже обеспечивало неплохой доход (впервые он участвовал в его украшении в 1501 году). Все эти заказы давали ему возможность жить если не роскошно, то, во всяком случае, безбедно. Венеция любила Карпаччо (хотя, может, и не так баловала его, как Тициана), и он платил ей взаимностью. Во многих его работах мы найдем венецианские улицы и дома, с любовной точностью перенесенные на холст. Особенно показательно в этом отношении «Чудо с реликвией», где перед нами предстает захватывающая дух панорама города. А «Лев святого Марка», написанный художником уже в преклонном возрасте, - это одновременно и гимн Венеции, и признание ей в своих нежных чувствах.
В самые поздние годы Карпаччо, очевидно, работал очень мало. После 1520 года он не создал ни одной значительной картины. Последнее, что он сделал, -украсил росписью створки органа в Каподистрии. Эта работа была выполнена в 1523 году, за три года до смерти художника. 
Многие его картины пошли к алтарям, а также судьба «пастухов». Сначала он повесился в склепе живописца в Санкт-Петербурге В течение многих десятков лет высовывалась очень высокая плотность пыли. Когда он был окончательно удален и очищен, эксперты поразили богатые цвета и невероятную легкость кисти.
В случае с скульптурой, однако, у меня нет такой проблемы, хотя выбор тоже непросто. Моя скульптура номер один - это Пьета Микеланджело, также называемая Ватикан Пьета, потому что она украшает базилику Василия Блаженного. Чтобы успокоить камень с болью, печалью и страданиями - великое искусство, но Микеланджело был великим художником. Он создал произведение, которое является как античным, так и христианским. Кристиан, конечно, его тема. Однако антиквариат - исполнение. Микеланджело сосредоточился не только на проявлении чувств, но и на красоте человеческого тела.
Картины художника