Деспотизм царствует лишь над автоматами.
Когда появляется тиран, он вырастает как ставленник народа.
Платон
Характером люди обладают только в свободных странах.
Клод Адриан Гельвеций
Тиран - это смесь трусости, тупости, произвола,
безответственности и самовлюбленности. Таким образом,
он действительно представляет собой большинство общества.
Габриэль Лауб
Диктатура - это государство, в котором все боятся
одного, а один всех.
Альберто Моравиа
Начну с серии занимательных, но риторических вопросов.
Может ли целый народ сойти с ума?
Может ли массовая истерия или массовое безумие выглядеть патриотично?
Может ли тиран, серийный убийца или разбойник стать «эффективным менеджером» или «созидателем»?
Может ли великий вождь быть одновременно инфернальным преступником?
Может ли мировая религия возводить в ранг святого палача?
Может ли душитель-некрофил осчастливить нацию?
Что объединяет жертву и палача?
Может ли мыслящий человек заставить себя поверить в нечто совершенно безумное?
Можно ли полностью подавить человеческий критицизм?
Чем объяснить широко распространенный феномен массовой народной любви к тиранам, клептократам и негодяям?
Правда ли, где народ - масса, там правитель - вождь?
Все вожди в новейшей истории представали перед очарованными массами как «спасители нации». Можно привести сокращенный перечень этих «спасителей», относящихся к новым временам: Ленин, Муссолини, Гитлер, Сталин, Бокасса, Ким Ир Сен и последыши, Чаушеску, Каддафи, Пол Пот, Иди Амин, Яхия Хан, Саддам Хуссейн, Энвер Паша, Мобуту, Менгисту Хайле Мариам, Рафаэль Трухильо, Франциско Масиас Нгема, Франсуа Дювалье...
В короткой заметке нет возможности входить в детали феномена затянутого из неолита вождизма, как и в психологию-психиатрию вождей и человеческих толп. Не буду также прибегать к трюизмам вроде того, что тиран творит то, что в детстве творили с ним. Не по душе мне сведение сложнейшей проблемы к однофакторным решениям.
Со времен Ф.Ницше, Г.Лебона, Г.Тарда, С.Московичи, З.Фрейда, Э.Фромма, М.Шелера, Х.Ортеги-и-Гассета мы знаем, что вожди, прежде всего, должны быть такими, как и масса, чтобы последняя чувствовала себя «своей в доску». Для этого необходимо очень немногое: демагогия, крикливые примитивные лозунги, напоминающие о еще более примитивной «великой коллективной вере». Вождь-демагог должен дать одномерному человеку массы ощущение личной связи, близости, вынудить экзальтированного конформиста и неудачника разделить с ним, вождем, общую идею, мировоззрение, очаровать и обольстить его самым идиотским кличем типа «заводы - рабочим, земля - крестьянам», «даешь революцию!», «бей врагов!», «отечество в опасности!», «везде враги!» или «крымнаш!»...
Иными словами, вождь, вожак стаи должен, прежде всего, обратить раздробленную и многоликую толпу-стаю в единую пластичную массу, движимую мощным и зримым порывом. Слава Богу, со времен Макиавелли мы знаем, что, к чему бы ни стремилась личность, толпы стихийно и инстинктивно стремятся не к свободе и демократии, а к деспотизму.
В "Психологии толп" (1895) Г.Лебон пишет, что "главной характерной чертой нашей эпохи служит именно замена сознательной деятельности индивидов бессознательной деятельностью толпы" "В то время как наши старые убеждения, - писал Г.Лебон, - оказываются поколебленными и утрачиваются, прежние опоры общества рушатся одна за другой, единственной силой, которой ничто не угрожает и авторитет которой ширится постоянно, становятся выступления толп. Век, в который мы вступаем, будет поистине эрой толп".
Г.Тард говорит, что не бывает безголовых толп без обманщиков-вождей, причем в коллективной душе темной стадной массы нет ничего таинственного и загадочного: это просто душа вождя. Причем наиболее характерной чертой вождя является "безумство веры": вождь - хозяин толпы, а хозяин хозяина - безумная вера в некую фантастическую идею, совращающую миллионы.
Независимо от идеи или клича, этот порыв рано или поздно сводится к готовности и даже глубинному желанию йеху «послужить родине», то есть погибнуть, отдать жизнь за идею, но гораздо лучше - за вождя.
Указанным целям служит огромное количество приемов: имитирование, суггестия, внушение, пламенные речи, бесперебойная обработка сознания недоумков средствами массовой информации, грандиозные церемонии, беспрестанные сборища, демонстрации силы, единства и несокрушимой веры, немыслимые, порой абсурдные, но обязательно грандиозные проекты "великих свершений", пробуждающие в сердцах наиболее отсталых слоев населения, или, как я выражаюсь, - пьяни и рвани, самые заветные (то есть первобытные) чаяния. При вождизме все эти механизмы становятся главным механизмом общественной жизни плебса.
Чрезвычайно важно полностью, абсолютно, окончательно задавить разум и мышление как таковые. Знание, правда, объективная информация - самые опасные противники вождя. Не случайно Фридрих Ницше предостерегал фюреров об опасности умничания. Фальсификации, подтасовки, дурь, опьяненность победоноснее знания из-за краткости и примитивности формулировок. Толпе, протоплазме, пекусу нужны исключительно единый порыв и чувство единства с "мудрейшим". Поэтому чрезвычайно важно воодушевить чернь (включая интеллигентскую, артистическую) идеями захвата власти, чужих территорий, обеспечения порядка и справедливости, грядущего благосостояния и неизбежности великих побед. Всё это неизменно завораживает тех, чья жизнь убога, бесцельна и безнадежна.
Это только начало, потому что тирания немыслима без иных рычагов воздействия, включаемых со временем - именно страха, беспардонной лжи, насилия, безальтернативности, физической ликвидации оппозиции и оппонентов, безвыборности, безальтернативности вождя и его «величайших целей». При этом доминирующим фактором снова-таки становится «единство вождя и народа» - насильника и насилуемых, если исключить эзопов язык.
Пусть объяснят нам эрудиты
Одно всегдашнее явление:
Везде, где властвуют бандиты,
Их пылко любит население.
Самое важное в этом деле - лишить народ самостоятельности, здравости, инакомыслия, даже жалких проблесков критичности. Тирания и разномыслие, диктат и свобода абсолютно несовместимы, поэтому у наивных диссидентов шансов унести ноги тем меньше, чем крепче власть тирана.
Откуда берутся вожди? Эрих Фромм давно установил, что люди с некрофильским складом сознания кишат вокруг нас. А Серж Московичи нарисовал их психологический портрет: «Подобные люди, больные страстью, полные сознания своей миссии, по необходимости являются своеобразными индивидами. Аномальные, с психическими отклонениями, они утратили контакт с реальным миром и порвали со своими близкими».
И еще: «Вожди слывут долгожданными мессиями, пришедшими вести свой народ к земле обетованной. И, несмотря на предостережения некоторых светлых умов, масса видит себя в них, узнает и как бы обобщает себя в них. Она их боготворит и прославляет подобно сверхчеловекам, наделенным всемогуществом и всевидением, которые умеют служить людям, владычествуя над ними. Их могущество, родившееся поначалу под давлением обстоятельств, затем для удобства видоизмененное, принимает в конце концов вид системы. Эта система работает автоматически и универсально».
«Ни один вождь не обладает подлинной властью, если никто его самого не ассоциирует с его именем.… Быть именем и сделать себе имя ничего не значит для разума, но значит все для эмоций. Это уверенность в продолжении - во славе или бессмертии - и наиболее ощутимый знак обладания властью и господством над другими. Стать образцом для них и центром внимания. Одним словом, проникнуть в их "Я" и господствовать над их воображением».
Все вожди без каких-либо исключений - невротизированные ублюдки в пограничном состоянии сознания. Главная их черта - параноидальная вера в избранность, «великую идею» или «миссию». Еще - глубинное, часто нескрываемое презрение к одураченным массам.
Вне всяких сомнений, вожди - это энергетический сгусток черни, отличающийся от отребья разве что несокрушимой авторитарной волей и бескомпромиссностью. Еще - фанатизмом, которым необходимо заразить эти чернь и отребье.
Кстати, практически все качества, которые необходимы для вождя, в силу своей разрушительности, так или иначе разрушают его самого и его дьявольскую власть.
Сам вождь, как правило, живет в атмосфере бесконечного стресса и страха. Поскольку ложь и насилие, на которых зиждется диктатура, рано или поздно переполняют чашу терпения даже зомбированных и темных масс, доживший до наших дней первобытный или неолитический вождизм обречен изначально, и это иллюстрируют новейшие времена, особенно ярко на судьбах расстрелянного под забором Чаушеску и изнасилованного перед смертью созданной им собственноручно чернью Каддафи… (http://www.eg.ru/daily/politics/28412/)
Рецензии
Судя по реакции читателей - им всё это давно известно до деталей,
даром что ли нам долго внушали, что мы самые читающие, просвещённые, передовые...
ну пока было что есть... но с едой опять что-то незадачка
– Акаев подсел к нам в кабинку, – вспоминал Поляков. – Со всеми познакомился, поздоровался. Мы выпили и разговорились. Выяснилось, что у Акаева и Славы Банникова нашлись какие-то общие знакомые. Это их так сблизило, что они чуть не обниматься стали. Оба сильно были пьяны. Начали танцевать…
Акаев даже не представлял, что имеет дело со своими палачами, приговор вынесен и обжалованию не подлежит.
Они договорились встретиться в этом же ресторане на следующий день. 16 января, ближе к вечеру, Поляков вместе с Банниковым и его другом Юрой снова пришли в ресторан "Вятские зори". Они сели за стол и заказали пива. Через некоторое время к ним подошел официант.
– Вы ждете Занди? – спросил он. – Он только что звонил и просил передать, что немного задерживается.
Лучше бы Акаев вообще не приехал! Но план, задуманный Стяжкиным, неотвратимо выполнялся.
Около шести вечера Акаев подъехал к ресторану на белой "девятке". Он был в хорошем настроении и, улыбаясь, зашел в зал ресторана. Парни приветственно помахали ему из кабинки.
Спустя несколько минут Поляков извинился перед Акаевым и под надуманным предлогом покинул компанию. Он поехал на квартиру Мякишевых, где в полной готовности его ждал Женя Вяткин.
– Я поднялся на четвертый этаж, зашел в квартиру и сказал Вяткину: "Женя, сейчас в ресторане Занди. И он выйдет на улицу. Если хочешь успеть, так беги бегом!" – признавался Поляков.
Поляков вернулся в ресторан и как ни в чем не бывало подсел к компании, которая, казалось, не заметила его отсутствия. За окнами стемнело. Акаев, сославшись на занятость, предложил расстаться до восьми часов вечера, а затем встретиться снова, но уже в ресторане "Зимняя вишня", где якобы было почище и кухня приличнее. Он вышел из ресторана и направился к своей машине. Парни продолжали сидеть за столом.
– Сейчас у Жени опять осечка будет! – пошутил Банников, но шутка получилась неудачной, никто на эти слова не отреагировал. Все в некотором оцепенении ждали, как будут разворачиваться события дальше.
Увы, осечки не вышло. Акаев уже дошел до своей машины и открыл дверцу, но тут произошло нечто необъяснимое. Вместо того чтобы сесть в машину, он вдруг резко повернулся и быстро пошел к Жене Вяткину, который стоял неподалеку.
– По внешнему виду этого человека я понял, что это тот, с кем я должен иметь дело, – рассказывал на допросе Вяткин. – Даже когда он начал открывать двери, я никак не реагировал и стоял в стороне. Я все еще надеялся, что он сядет в машину и уедет.
Вяткин мысленно молил бога, чтобы судьба увела от него этого человека подальше. Сам он уже не мог противиться ей. Машина смерти была запущена, и вряд ли кто мог ее остановить.
Акаев не сел в машину, а направился к Вяткину. Может, он интуитивно почувствовал опасность, исходящую от этого худощавого, приятной внешности молодого человека, и Занди решил развеять смутные предчувствия. Он не спеша приблизился к Вяткину, который в этот момент пребывал в полном оцепенении, и представился… сотрудником уголовного розыска. Стал ощупывать Вяткина, проверять его карманы. Вяткин не сопротивлялся и, прикусив в напряжении губы, ждал, что будет дальше. Это продолжалось до тех пор, пока Акаев не нащупал у него под курткой пистолет.
Занди понял, что интуиция его не подвела. Чувствуя, что находится на волоске от смерти и помощи ждать неоткуда, он кинулся к машине, надеясь спрятаться от смертельного огня за ее железным телом.
– Когда он побежал, я выхватил пистолет уже машинально, но все еще не стрелял, – продолжал признания Вяткин. – Несколько секунд я размышлял, что делать… А потом мое сознание словно пронзила фраза. Это были слова, сказанные когда-то Поляковым обо мне: "Его отправят на Луну". Я знал, что это означает. Отправить на Луну – значит убить. И я перестал соображать. Злость, отчаяние и страх буквально парализовали меня. Машинально поднялась рука, и я, не целясь, пять или шесть раз выстрелил в Акаева. Последнее, что я успел увидеть, – как он добежал до машины и открыл дверку…
Сунув руку с пистолетом в карман, Женя развернулся и побежал куда-то в темноту.
Акаев как подкошенный рухнул в снег в метре от своей машины.
У входа в ресторан стали собираться зеваки. Работники ресторана немедленно вызвали милицию и "Скорую помощь".
Прибывшая на место происшествия милиция обнаружила в пятнадцати метрах от "девятки" шесть гильз от 9-миллиметрового пистолета.
Тем временем Вяткин, еще не до конца осознавая, что натворил, быстро шел по темным закоулкам города. Он поминутно оглядывался, и его даже удивляло, что его никто не преследует, что милиция до сих пор не перекрыла все улицы города. У пятиэтажного дома он остановился и, убедившись, что поблизости нет людей, нырнул в подъезд. Он спрятал пистолет на чердаке, завернув его в кусок газеты.
– Я убил его, – произнес он с порога, когда ему открыла Наталья Мякишева. Затем прошел на кухню и опустился на стул. В мыслях был какой-то хаос. Невыносимая усталость навалилась на него, и Женя едва нашел в себе силы поднять стакан с водкой.
Утром его разбудил Поляков.
– Все нормально, – сказал он. – Ты сделал все, как надо.
Вскоре пришел хозяин квартиры. Он уже успел побывать рядом со злополучным рестораном и собрать сплетни и слухи.
– Тебя хорошо запомнили, – сказал он Вяткину. – И в милиции уже составляют твой фоторобот. Сваливай-ка ты. И чем быстрее, тем лучше.
– Поедешь в Лесной к моему брату, – решил Поляков.
– А что делать с пистолетом? – равнодушно спросил Вяткин.
Он сходил к пятиэтажке и поднялся на чердак. Пистолет лежал на том же месте, где Женя оставил его вчера. Парень с удивлением рассмотрел оружие, словно видел его в первый раз. "Стар" отливал матовой сталью. Он был тяжелым и холодным. "Неужели я это сделал?" – подумал Вяткин.
Наталья проводила его на молочную кухню, где работала.
– Заверни как следует, – прошептала она, а затем спрятала тяжелый сверток в холодильник.
Вяткин делал все машинально. Все, что окружало его, ему казалось погруженным в туман. Он не замечал ни прохожих, ни холодного, секущего ветра, ни полного сострадания взгляда Мякишевой.
Она проводила его на вокзал и купила билет.
На следующий день Вяткин вместе с Поляковым был задержан милицией в поселке Лесном.
Акаева на самолете доставили в больницу, сделали несколько операций и спасли ему жизнь.
Подозреваемый в организации серии убийств на чеченцев Прокоп Славянский, он же Вячеслав Стяжкин, был объявлен в федеральный розыск.
Об этих событиях вспоминает подполковник Геннадий Максимчук, начальник межрайонного отдела уголовного розыска УВД Кировской области:
– Розыск проводился в нескольких регионах страны, прилегающих к Кировской области. Это Татарстан, Удмуртия, Ижевск, непосредственно Киров. В конце концов это дало свои плоды. Стяжкин был задержан в Москве после проведения оперативно-розыскных мероприятий.
Не думаю, что у Вяткина были какие-либо предубеждения против чеченцев. Личность Стяжкина сыграла тут важную роль. Мне кажется, что, не окажись он на пути Вяткина, судьба парня сложилась бы иначе. Маловероятно, что он стал бы стрелять в человека. Просто стечение обстоятельств для него оказалось неблагоприятным.
Стяжкин на допросах вел себя самоуверенно, категорически отрицал свою причастность к организации покушений на чеченцев. Очная ставка Стяжкина с Вяткиным больше походила на общение удава с кроликом. Женя Вяткин за все время очной ставки ни разу не поднял глаза на Стяжкина, в то время как тот буквально гипнотизировал парня.
– От него исходила какая-то отрицательная энергия, – вспоминает старший следователь отдела по расследованию особо важных дел прокуратуры Кировской области Игорь Новоселов. – Я поговорил с ним всего полчаса, и вдруг ни с того ни с сего у меня невыносимо заболела голова. Стяжкин очень мстительный человек. Работать с ним было очень тяжело.
Все обвиняемые, проходящие по этому делу, полагали, что главным мотивом, который побудил Стяжкина организовать бойню в Вятских Полянах, была его личная неприязнь к лицам чеченской национальности. Получался образ мстителя, борца за этническую чистоту родного города. С похожей формулировкой было составлено и обвинительное заключение: Стяжкин был обвинен в том, что совершил покушение на "убийство на почве национальной вражды".
На почве национальной вражды…
Однако на этот счет имеется множество довольно противоречивых мнений.
– Преступная группировка чеченцев в Вятских Полянах просто перехлестнулась с преступной группировкой Стяжкина, – предполагает Геннадий Максимчук. – Если бы на месте чеченской этнической группировки оказалась другая группировка, Стяжкин действовал бы точно так же. А все его слова о засилье чеченцев и прочем – идеология, с помощью которой он обрабатывал таких парней, как Вяткин. Однозначно.
Поляков же думает иначе:
– То, что он чеченцев ненавидел, это факт. Стяжкина аж трясло, когда он про них говорил…
Трудно было бы прийти к окончательному выводу в этой истории, если бы в распоряжение следствия не попала одна любопытная видеозапись, сделанная любительской камерой. Зал ресторана, звучит музыка. Дружная компания отмечает день рождения молодого предпринимателя. За столом сидят чеченцы и русские. Хорошая закуска, много спиртного. Посреди зала танцует Занди Акаев. А за столом, среди гостей, сидит Вячеслав Стяжкин. Звучат тосты с пожеланием здоровья и заверения в вечной дружбе… Пройдет всего год, и Стяжкин станет заказчиком убийства, а Акаев – его жертвой, и прозвучат выстрелы…
– Стяжкин был готов к тому, что его в любой момент задержат, – рассказывает начальник УБОП подполковник милиции Игорь Ильин. – Когда он меня спросил, сколько ему в конечном счете грозит, я ответил: как минимум "червонец". Стяжкин усмехнулся и ответил: "Да десять лет я на одной ноге простою!"
Вот так. Не стоит сомневаться, этот человек еще заявит о себе.
Процесс проходил в Кировском областном суде. Провинциальный город на фоне других городов не отличался благоприятной криминальной обстановкой, но подобного преступления здесь еще не знали. После долгих разбирательств суд вынес приговор. Стяжкин получил одиннадцать лет колонии строгого режима.
Дай бог, чтобы к тому времени, как он освободится, война в Чечне закончилась и молодые парни, вышедшие из огня, успели получить столь необходимую им психологическую и материальную помощь. Ибо нет гарантии, что кто-нибудь из них не станет очередной марионеткой в руках преступного кукловода.
Примечания
1
Речь идет о наркотиках фенициклидине, кокаине и героине.
Перед вами - цитаты, афоризмы и остроумные высказывания про тиранию . Это достаточно интересная и неординарная подборка самых настоящих «жемчужин мудрости» на данную тему. Здесь собраны занимательные остроты и изречения, умные мысли философов и меткие фразы мастеров разговорного жанра, гениальные слова великих мыслителей и оригинальные статусы из соцсетей, а так же многое другое...
В качестве дополнительного бонуса вы можете ознакомиться с акциями и предложениями ведущих ритейлеров парфюмерии , а также подобрать модный гардероб и эксклюзивные аксессуары к своим любимым ароматам...
Абстрактная свобода, как и другие абстракции, не существует.
Эдмунд Берк.
Большая часть тиранов вышла, собственно говоря, из демагогов, которые приобрели доверие народа тем, что клеветали на знатных.
Аристотель.
Большевизм и фашизм - это, конечно, борьба двух концов, а не борьба двух начал.
Дон-Аминадо.
В соседней камере всегда свободнее.
Аркадий Давидович.
В условиях тирании гораздо легче действовать, чем думать.
Ханна Арендт.
В эпохи народного подъёма пророки бывают вождями; в эпохи упадка - вожди становятся пророками.
Григорий Ландау.
Вести народ легче, чем сдвинуть его с места.
Дэвид Финк.
Власть - это долг; свобода - ответственность.
Мария Эбнер-Эшенбах.
Воля фюрера - вот наша конституция.
Ханс Франк.
Вот ты и пробил головой стену. Что будешь делать в соседней камере.
Станислав Ежи Лец.
Все кандалы на свете образуют одну цепь.
Станислав Ежи Лец.
Где Дух Господень, там свобода.
Апостол Павел - 2-е послание к коринфянам, 3, 17.
Горе диктаторам, поверившим, что они не диктаторы!
Станислав Ежи Лец.
Государство, заранее знающее даты смерти своих граждан, может вести в высшей степени плановое хозяйство.
Станислав Ежи Лец.
Давайте выкрикивать здравицы, а вдруг кто-нибудь выйдет на какой-нибудь балкон.
Станислав Ежи Лец.
Даже механизм диктатуры - не перпетум мобиле.
Станислав Ежи Лец.
Деспотизм - вот к чему ведет торжествующая общая воля; а чей деспотизм - одного, нескольких или всех, - это уже несущественно.
Бенжамен Констан.
Деспотии гибнут из-за недостатка деспотизма, как хитрецы - из-за недостатка хитрости.
Антуан де Ривароль.
Для спасения государства достаточно одного великого человека.
Вольтер.
Единственное достоинство диктатуры: не нужно часами сидеть у приемника, чтобы узнать результаты выборов.
Франсуа Мориак.
Если Гитлер вторгнется в ад, я произнесу панегирик в честь дьявола.
Уинстон Черчилль.
Если имеется подходящий народ, можно сделаться вождем народа.
Дон-Аминадо.
Если общество скроено по нашей мерке, мы называем это свободой.
Роберт Фрост.
Если предложить людям выбор между свободой и сандвичем, они выберут сандвич.
Джон Бойд-Орр.
Есть люди, которые всегда идут в первых рядах; в случае успеха они объявляют себя вождями, в случае поражения - говорят, что их гнали вперед как заложников.
Веслав Брудзиньский.
Желания мои весьма скромны. Портреты главы государства не должны превышать размер почтовой марки.
Владимир Набоков.
И Мессии с нетерпением ждут своего прихода.
Станислав Ежи Лец.
Каждый тиран должен знать размер своей шеи.
Влодзимеж Счисловский.
Когда появляется тиран, он вырастает как ставленник народа.
Платон.
Когда страна летит под откос, за рулем должен быть человек, который вовремя нажмет на газ.
Джонатан Линн и Энтони Джей.
Кого безумцы хотят погубить, того они превращают в бога.
Бернард Левин о Мао Цзэдуне.
Кто не заботится о лошадях, должен позаботиться о хорошем кнуте.
Владислав Гжещик.
Лучше тирания банковского счета, чем тирания своих сограждан.
Джон Кейнс.
Министр Геббельс исключил Генриха Гейне из энциклопедического словаря. Одному дана власть над словом, другому - над словарем.
Дон-Аминадо.
Можно убить человека серпом, можно убить человека молотом. А уж если молотом и серпом.
Станислав Ежи Лец.
Мы ждем, чтоб красная зараза освободила нас от черной смерти.
Юзеф Щепаньский, участник Варшавского восстания 1944 г.
Народ, который может быть спасен лишь одним-единственным человеком, заслуживает кнута.
Иоганн Зейме.
Наша свобода напоминает светофор, у которого горят три огня сразу.
Михаил Жванецкий.
Необходимость - отговорка тиранов и предмет веры рабов.
Уильям Питт.
Нет свободы для врагов свободы.
Приписывается Антуану Сен-Жюсту.
Нехорошо быть слишком свободным. Нехорошо ни в чём не знать нужды.
Блез Паскаль.
Никто не может быть совершенно свободен, пока все не свободны.
Герберт Спенсер.
Нужно сначала быть плохим гражданином, чтобы сделаться затем хорошим рабом.
Шарль Монтескье.
О Свобода, скольких свобод нас лишают во имя твое!
Дэниэл Джордж.
О Свобода, сколько преступлений творится во имя твое!
Жанна Мари Ролан на эшафоте гильотины в 1793 г.
Определение деспотизма: такой порядок вещей, при котором высший низок, а низший унижен.
Никола Шамфор.
Помните: чем выше спрос, тем ниже цена, которую нужно платить за свободу.
Станислав Ежи Лец.
Порой достаточно одному-единственному человеку закрыть глаза, чтобы у миллионов глаза открылись.
Богуслав Войнар.
Правитель: Я вам приказываю, чтобы вы мне платили, а вы мне платите, чтобы я вам приказывал.
Карел Чапек.
Принцип тоталитаризма: Один за всех, все - за...
Михаил Генин.
Проводятся эксперименты, которые должны показать, в каких политических условиях может жить человек.
Станислав Ежи Лец.
Птица в клетке не знает, что она не может летать.
Жюль Ренар.
Размышляй о смерти? - Кто говорит так, тот велит нам размышлять о свободе. Кто научился смерти, тот разучился быть рабом. Он выше всякой власти и уж наверное вне всякой власти.
Сенека.
С крушением рабовладения человек перестал быть частной собственностью.
Доминик Опольский.
Свобода - это возможность сказать, что дважды два - четыре.
Джордж Оруэлл.
Свобода - это право делать все, что не запрещено законом.
Шарль Монтескье.
Свобода - это роскошь, которую не каждый может себе позволить.
Отто фон Бисмарк.
Свобода есть осознанная необходимость.
Видоизмененный Фридрих Энгельс.
Свобода есть право на неравенство.
Николай Бердяев.
Свобода означает ответственность. Вот почему большинство людей боится свободы.
Джордж Бернард Шоу.
Свобода опасна, но только она обеспечивает нам безопасность.
Гарри Эмерсон Фосдик.
Свобода тоже развращает, а абсолютная свобода развращает абсолютно.
Гертруда Химмельфарб.
Свободен лишь тот, кто утратил все, ради чего стоит жить.
Эрих Мария Ремарк.
Слава богу, я свободен не больше, чем дерево с корнями.
Дэвид Лоуренс.
Сложение реакционных идей с революционными чувствами дает в результате фашистский тип личности.
Вильгельм Райх.
Тоталитаризм стремится не к деспотическому господству над людьми, а к установлению такой системы, в которой люди совершенно не нужны.
Ханна Арендт.
Тоталитарное государство устанавливает не подлежащие изменению догмы и меняет их со дня на день.
Джордж Оруэлл.
У Гитлера должны были быть именно такие усики, какие были. Но смотрите! У следующего могут быть кудри и бакенбарды!
Станислав Ежи Лец.
У диктаторов нет силы - у них есть насилие.
Станислав Ежи Лец.
У меня нет совести! Мою совесть зовут Адольф Гитлер!
Герман Геринг.
Фюрер - вождь в законе.
Геннадий Малкин.
Цена свободы - не вечная бдительность, а вечная грязь.
Джордж Оруэлл.
Цена свободы - это вечная бдительность.
Джон Керран, а за ним многие другие.
(427-347 гг. до н.э.) афинский философ, ученик Сократа
Покажи мне свою немногословность, а многословие покажешь в другой раз.
Поступать несправедливо хуже, чем терпеть несправедливость.
Я слышал от одного мудрого человека, что теперь мы мертвы и что тело – наша могила.
[Единоличных правителей] власть толкает (…) на самые тяжкие и нечестивые проступки. (…) Худшие преступники выходят из числа сильных и могущественных.
Трудно (…) и потому особенно похвально – прожить всю жизнь справедливо, обладая полной свободою творить несправедливость.
Не казаться хорошим должно человеку, но быть хорошим.
Если первое благо – быть справедливым, то второе – становиться им, искупая вину наказанием.
Как поэты любят свои творения, а отцы – своих детей, так и разбогатевшие люди заботливо относятся к деньгам – не только в меру потребности, как другие люди, а так, словно это их произведение. Общаться с такими людьми трудно: ничто не вызывает их одобрения, кроме богатства.
Самое великое наказание – это быть под властью человека худшего, чем ты, когда сам ты не согласился управлять.
Мусическое [музыкальное] искусство (…) всего более проникает в глубь души и всего сильнее ее затрагивает.
[В государствах] заключены два враждебных между собой государства: одно – бедняков, другое – богачей; и в каждом из них опять-таки множество государств.
Не бывает потрясения в стилях музыки без потрясения важнейших политических законов.
В образцово устроенном государстве жены должны быть общими, дети – тоже, да и все их воспитание будет общим.
Пока в государствах не будут царствовать философы, либо (…) нынешние цари и владыки не станут благородно и основательно философствовать и это не сольется воедино – государственная власть и философия, (…) до тех пор (…) государствам не избавиться от зол.
… Люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры, где во всю ее длину тянется широкий просвет. (…) Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине (…). Разве ты думаешь, что (…) люди что-нибудь видят, (…) кроме теней, отбрасываемых огнем на расположенную перед ними стену пещеры? (…) Восхождение и созерцание вещей, находящихся в вышине, – это подъем души в область умопостигаемого.
Есть два рода нарушения зрения (…): либо когда переходят из света в темноту, либо из темноты – в свет. То же самое происходит и с душой.
Не следует, чтобы к власти приходили те, кто прямо-таки в нее влюблен. А то с ними будут сражаться соперники в этой любви.
Тирания возникает, конечно, не из какого иного строя, как из демократии; иначе говоря, из крайней свободы возникает величайшее и жесточайшее рабство.
Когда появляется тиран, он вырастает (…) как ставленник народа.
Первой его [тирана] задачей будет постоянно вовлекать граждан в какие-то войны, чтобы народ испытывал нужду в предводителе. (…) А если он заподозрит кого-нибудь в вольных мыслях и в отрицании его правления, то таких людей он уничтожит под предлогом, будто они предались неприятелю.
Самое тяжелое и горькое рабство – рабство у рабов.
Какой-то страшный, дикий и беззаконный вид желаний таится внутри каждого человека, даже в тех из нас, что кажутся вполне умеренными; это-то и обнаруживается в сновидениях.
Нет более жалкого государства, чем управляемое тиранически, и более благополучного, чем то, в котором правят цари.
Нельзя ценить человека больше, чем истину.
[О поэзии, не приносящей пользу государству:] Мы выслали ее из нашего государства.
Добродетель не есть достояние кого-либо одного, почитая или не почитая ее, каждый приобщится к ней больше либо меньше. Это – вина избирающего, бог не виновен.
Несправедливые люди при всей их ловкости действуют как те участники забега, которые в один конец бегут хорошо, а на дальнейшее их не хватает; сперва они бегут очень резво, а под конец делаются посмешищем и, не добившись венка, уходят с поникшей головой и повесив нос. Между тем подлинные бегуны достигают цели, получают награды и увенчиваются венками; не так ли большей частью случается и с людьми справедливыми?
В жизни (…) всегда надо уметь выбирать средний путь, избегая крайностей; в этом – высшее счастье человека.
Все находятся в войне со всеми как в общественной, так и в частной жизни и каждый – с самим собой.
Победа над собой есть первая и наилучшая из побед. Быть же побежденным самим собой всего постыдней и хуже.
Хороший законодатель (…) станет устанавливать законы, касающиеся войны, ради мира, а не законы, касающиеся мира, ради военных действий.
Закон – владыка над правителями, а они – его рабы.
Любящий слеп по отношению к любимому.
Одновременно быть и очень хорошим, и очень богатым невозможно.
В серьезных делах надо быть серьезным, а в несерьезных – не надо.
Человек (…) это какая-то выдуманная игрушка бога (…). Этому-то и надо следовать (…). Надо жить играя.
Без смешного нельзя познать серьезного.
Как говорят каменщики, большие камни не ложатся хорошо без малых.
Человека [совершившего преступление из-за страстей] правосудие постигнет не за совершенное деяние – ведь свершившееся никогда уже не сможет стать несвершившимся, – но ради того, чтобы в будущем он (…) возненавидел несправедливость, – а также чтобы возненавидели ее все те, кто видел суд над ним.
С ума сходят многие и по-разному.
Поэт – существо легкое, крылатое и священное; и он может творить лишь тогда, когда сделается вдохновенным и исступленным и не будет в нем более рассудка. (…) Ради того бог и отнимает у них рассудок и делает своими слугами, божественными вещателями и пророками, чтобы мы, слушая их, знали, что не они, лишенные рассудка, говорят столь драгоценные слова, а говорит сам бог и через них подает свой голос.
О, если бы (…) большинство способно было делать величайшее зло, с тем чтобы быть способным и на величайшее добро! Хорошо бы это было! А то ведь оно не способно ни на то, ни на другое: оно не может сделать человека ни разумным, ни неразумным, а делает что попало.
Воздавать злом за зло, как этого требует большинство, (…) несправедливо.
Бесстрашное существо и существо мужественное – это не одно и то же. (…) Мужеству и разумной предусмотрительности причастны весьма немногие, дерзкая же отвага и бесстрашие, сопряженные с непредусмотрительностью, свойственны очень многим – и мужчинам, и женщинам, и детям, и животным.
Величайшая дружба существует между крайними противоположностями. (…) Ведь противоположное питает противоположное, тогда как подобное не получает ничего от подобного.
[Об отцах и матерях павших воинов:]
Надо (…) не причитать вместе с ними, ибо не надо ничего добавлять к их печали (…), а, наоборот, следует ее исцелять и смягчать, напоминая им, что (…) молили они богов не о том, чтобы дети их стали бессмертными, но о том, чтобы они были доблестными и славными.
Судьба – путь от неведомого к неведомому.
Человек – существо бескрылое, двуногое, с плоскими ногтями; единственное из существ, восприимчивое к знанию, основанному на рассуждениях.
Стыд – страх перед ожидаемым бесчестием.
Воспитание есть усвоение хороших привычек.
Любящий божественнее любимого, потому что вдохновлен богом.
Каждый из нас – это половинка человека, рассеченного на две камбалоподобные части, и поэтому каждый ищет всегда соответствующую ему половину.
По мнению большинства, боги прощают нарушение клятвы только влюбленному, поскольку, мол, любовная клятва – это не клятва.
Любить – значит искать свою половину.
Соитие мужчины и женщины есть (…) дело божественное, ибо зачатие и рождение суть проявления бессмертного начала в существе смертном.
Рожденье – это та доля бессмертия и вечности, которая отпущена смертному существу. (…) А значит, любовь – это стремление и к бессмертию.
… Самое главное – исследование вопроса, хотя может случиться, что при этом мы исследуем и того, кто спрашивает, то есть меня самого, и того, кто отвечает.
Трудно становиться хорошим, хотя это и возможно, но быть хорошим – невозможно.
Быть человеку хорошим, то есть постоянно хорошим, невозможно, стать же хорошим можно; но тот же самый человек способен стать и дурным.
Мужественные бывают смелыми, но не все смелые мужественны.
Никто (…) не выберет большего [зла], если есть возможность выбрать меньшее.
Как раз философу свойственно испытывать (…) изумление. Оно и есть начало философии.
Число составляет всю суть каждой вещи.
[Время] – движущееся подобие вечности.
Время возникло вместе с небом, дабы, одновременно рожденные, они и распались бы одновременно.
Поэт – если только он хочет быть настоящим поэтом – должен творить мифы, а не рассуждения.
Есть люди, которым лучше умереть, чем жить, и, размышляя о них, (…) ты будешь озадачен, (…) почему они обязаны ждать, пока их облагодетельствует кто-то другой.
Те, кто подлинно предан философии, заняты на самом деле только одним – умиранием и смертью.
Истинные философы много думают о смерти, и никто на свете не боится ее меньше, чем эти люди.
Если иные (…) мужественно встречают смерть, то не из страха ли перед еще большим злом? (…) Стало быть, все, кроме философов, мужественны от боязни, от страха.
[Знание – это своего рода припоминание. (…) Те, о ком мы говорим, что они познают, на самом деле только припоминают, и учиться в этом случае означало бы припоминать.
Нужно достигнуть одного из двух: узнать истину от других или отыскать ее самому либо же, если ни первое, ни второе не возможно, принять самое лучшее и самое надежное из человеческих учений и на нем, точно на плоту, попытаться переплыть через жизнь; если уже не удается переправиться на более устойчивом и надежном судне – на каком-нибудь божественном учении.
Я рискую показаться вам не философом, а завзятым спорщиком, а это уже свойство полных невежд. Они, если возникнет разногласие, не заботятся о том, как обстоит дело в действительности; как бы внушить присутствующим свое мнение – вот что у них на уме.
Когда кто влюблен, он вреден и надоедлив, когда же пройдет его влюбленность, он становится вероломным.
Кто (…) без неистовства, посланного Музами, подходит к порогу творчества в уверенности, что он благодаря одному лишь искусству станет изрядным поэтом, тот еще далек от совершенства: творения здравомыслящих затмятся творениями неистовых.
Во влюбленном, словно в зеркале, он [любимый] видит самого себя.
… Во всей трагедии и комедии жизни (…) страдание и удовольствие смешаны друг с другом.
Платон увидел одного человека за игрой и кости и стал его корить. «Это же мелочь», – ответил тот. «Но привычка не мелочь», – возразил Платон.
Однажды, когда к нему вошел Ксенократ, Платон попросил его выпороть раба: сам он не мог этого сделать, потому что был в гневе. А какому-то из рабов он и сам сказал: «Не будь я в гневе, я бы тебя выпорол!»
Платон, говорят, (…) сказал: «Аристотель меня брыкает, как сосунок-жеребенок свою мать».
[Кинику Диогену:]
Какую же ты обнаруживаешь спесь, притворяясь таким смиренным!
Платон, умирая, восхвалял своего гения и свою судьбу за то, что, во-первых, родился человеком, во-вторых, эллином, а не варваром и не бессловесным животным, а также и за то, что жить ему пришлось во времена Сократа.
Стараясь о счастье других, мы находим свое собственное.
В своих бедствиях люди склонны винить судьбу, богов и все что угодно, но только не себя самих.
Бог в нас самих.
Кто не совершает несправедливости – почтенен; но более чем вдвое достоин почета тот, кто и другим не позволяет совершать несправедливостей.
Крайняя несправедливость – казаться справедливым, не будучи таким.
Сократ – друг, но самый близкий друг – истина.
Хорошее начало – половина дела.
Никто не становится хорошим человеком случайно.
Разумный наказывает не потому, что был совершен проступок, а для того, чтобы он не совершался впредь.
Очень плох человек, ничего не знающий, да и не пытающийся что-нибудь узнать. Ведь в нем соединились два порока.
Невежественными бывают только те, которые решаются такими оставаться.
Круглое невежество – не самое большое зло: накопление плохо усвоенных знаний еще хуже.
Глупца можно узнать по двум приметам: он много говорит о вещах, для него бесполезных, и высказывается о том, про что его не спрашивают.
Ничто не является более тягостным для мудрого человека и ничто не доставляет ему большего беспокойства, чем необходимость тратить на пустяки и бесполезные вещи больше времени, чем они того заслуживают.
Основа всякой мудрости есть терпение.
Чтобы речь вышла хорошей, прекрасной, разве разум оратора не должен постичь истину того, о чем он собирается говорить?
Красиво сказанная речь о прекрасных деяниях остается в памяти слушающих, к чести и славе тех, кто эти дела совершил.
Недобросовестные ораторы стремятся представить плохое хорошим.
Кто в верности не клялся никогда, тот никогда ее и не нарушит.
В шутку, а не всерьез.
Речь истины проста.
Книга – немой учитель.
Человек, поглупевший от суеверия, есть презреннейший из людей.
Угождать во имя добродетели прекрасно в любых случаях.
Тесная дружба бывает у сходных меж собою людей.
Чтобы приобрести расположение друзей и приятелей при житейских сношениях с ними, следует оценивать их услуги, оказываемые нам, выше, чем это делают они сами; наоборот, наши одолжения друзьям надо считать меньшими, чем это полагают наши друзья и приятели.
Сколько рабов, столько врагов.
Любимое часто ослепляет любящего.
Относительно всякого брака пусть соблюдается одно предписание: каждый человек должен заключать брак, полезный для государства, а не только наиболее приятный для самого себя.
Не прибавляй огонь к огню.
Быть обманываемым самим собою – хуже всего, потому что в таком случае обманщик постоянно присутствует при обманываемом.
Для соразмеренности, красоты и здоровья требуется не только образование в области наук и искусства, но и занятия всю жизнь физическими упражнениями, гимнастикой.
Гимнастика есть целительная часть медицины.
Время уносит все; длинный ряд годов умеет менять и имя, и наружность, и характер, и судьбу.
Изменчивей хамелеона.